|
|
Александр Бенционович ГРОССМАН
(род. 1936)
Родился в Киеве, в семье учителей. В сорок первом эвакуировался с матерью с.Зубовку Сталинградской области. Летом война пришла в Сталинград. Через Волгу переправлялись в сумерках. Утром обнаружил себя среди солдат. Молодые ребята обучались штыковому бою. На стрельбище стучал пулемёт. К Волге вёл крутой спуск. Всё же мама отважилась. Я
сбежал за ней. Сразу у берега начиналась глубокая вода. Мама намылила меня, а смыть не могла — плескала ладошкой. Выручили солдаты. Они с разбегу ныряли, плыли и дурачились. Мама попросила одного окунуть меня.
Стриженная голова над водой, серые глаза. Сколько ему ещё осталось? Ад Сталинграда ещё не развёрзся. Жизни, отданные за мою жизнь, смотрят на меня этими глазами, и я чувствую себя в неоплатном долгу перед ними. Всю жизнь это чувство подспудно живёт во мне, определяя суждения и поступки...
В пятьдесят третьем, после школы, я отказался от мысли изучать историю, прислушался к советам бывалых и поступил в Днепропетровский Металлургический институт. В пятьдесят восьмом распределился в Ижевск и проработал на ПО «Ижсталь» до девяносто
третьего года. Бывало по-разному, в целом остались приятные воспоминания о друзьях и людях, с которыми довелось работать.
Вслед за сыновьями мы с женой уехали в Израиль. Ехал мыть
подьезды и читать книги, о которых мог только мечтать. Насчёт книг так и вышло, а подъезды мыть не пришлось. Пригодились знания и опыт. А в остальном я разделил судьбу пожилого репатрианта: думаю на русском, читаю и терпимо пишу на английском, общаюсь на убогом иврите. Всё же успел выполнить
несколько проектов.
Ближе к семидесяти стали возникать мысли, что пора угомониться, вернуться к детским мечтам, которые ничто уже не
мешает осуществить. Так появились эти записки, не претендующие ни на что, кроме правды.
С уважением и благодарностью ко всем, кто их прочтёт.
Александр Гроссман
Я начал писать и сразу выяснилось, что своих слов у
меня нет. Весь текст — мозаика из чужих мыслей, слов и метких выражений. Бесценный дар ушедших поколений. «Но ведь они для того и писали, — успокаивал я себя, — а я для того и читал». Примирил меня с собой симпатичнай мне автор «Русских вопросов» Б.Порамонов. «Нынешнее литературоведение
установило, что такие заимствования (подчас бессознательные) являют литературный закон. Любой текст — палимпсест, автор пишет на чужом черновике». Я осмелел и назвал свой палимпсест Modus vivendi. В нём нет авторского вымысла. Все описанные события происходили с близкими мне людьми.
Эта незамысловатая проза написана от первого лица.
Надеюсь, никто не станет отождествлять это лицо с автором. В умеренных дозах автор разлит повсюду. «... у писателя все книги исповедальны», (Б.Шоу). Я прикрылся глубоко уважаемыми мною именами. Соблазн сопричастности и кто мы без них? События этой хроники разворачиваются на просторах «братской семьи народов» и завершаются на обетованном пятачке — в Израиле.
Страничка создана 23 июня 2005.
|
