|
Сара Абрамовна Погреб
(род. 1 января 1921)
— Была осень 1991 года; только что
разобрались с путчем, пересажали гекачепистов, запретили
компартию (кажется, впрочем, в Таджикистане запрет тут же
отменили, но только там), а радио вовсю работало. Ровно месяц
исполнился со дня кончины путча, ровно 75 лет исполнилось одному
из великих актеров советского периода русской истории — Зиновию
Ефимовичу Гердту. Он выступал по радио, говорил долго, как
всегда — упоительно интересно, и рассказывал о том, о чем знал
лишь он один: о собственной жизни, и о людях, встретившихся ему
на пути. Не утверждаю, что процитирую его дословно, но кто в
силах вспомнить — пусть вспомнит неповторимый голос Зиновия
Ефимовича и представит, что это он говорит:
— Так вот, мы были с гастролями в Магнитогорске, если не
ошибаюсь. И после концерта подошла ко мне старая еврейка, ну,
наверное, лет ей шестьдесят было, точно не скажу, и протянула
мне тетрадь со стихами: такая, говорит незадача — на старости
лет стала стихи писать, может быть, посмотрите на досуге, вдруг
что-то все-таки не совсем плохо… Мы познакомились, и вы
представляете — ее звали…
Тут Гердт сделал артистическую паузу, хоть и выступал он
по радио, но буквально видно было, как у него расширились глаза:
— Ее звали Сара!.. Абрамовна!.. Погреб!.. Ну, я
поблагодарил, взял тетрадь, вернулся в Москву и месяц к ней не
прикасался, руки не доходили. А потом вечером прилег, открыл и
стал читать. И вы знаете… это оказались замечательные стихи! Вот
лучше сами послушайте.
И Гердт стал читать — изумительно, так, как он один и
умел: Наш дом с телефоном за ближним бугром.
Сюда б хорошо забираться вдвоем.
Расхристанный клен осенит нас крылом,
А если еврейский случится погром,
За нас заступиться попробует гром,
И куст задрожит, и кровишку прольем
Не дома, не на пол с потертым ковром —
На землю.
На милую землю.
Гердт прочел два стихотворения, а потом добавил
несколько слов о том, что случается же на свете чудо, и в
шестьдесят лет можно начать писать стихи, и сразу стать большим
поэтом.
Наверное, великого артиста все же немного подводила память
в смысле дат и географии, но не в том дело. Стихами неведомой
Сары Абрамовны с невероятной фамилией я заболел сразу, навел
справки и выяснил, что, во-первых, она в 1990 году
репатриировалась в Израиль и живет там отнюдь в не в столице, а
в Ариэле (то ли найдешь ее там, то ли нет), во-вторых,
единственная ее поэтическая книга — «Я домолчалась до стихов»
(Москва, 1990, с маленьким предисловием Давида Самойлова),
несмотря на тираж в тысячу экземпляров, в Москве отсутствует
даже в лучших библиотеках. Ну, были более ранние публикации — в
«Дружбе народов» (1985, № 3), в «Юности» (1987, № 8), в
альманахе «Поэзия» (1988, № 52). Последняя публикация уже
послужила некоей ниточкой — я сам там печатался. И полгода не
прошло, как московский сборник мне раздобыли, — не в Москве,
конечно, а в Израиле, — старые друзья в США, зная мою
специализацию (русская поэзия за рубежами России) тоже проявили
интерес к творчеству Сары Погреб, появилась ее подборка в
филадельфийском альманахе «Встречи», поныне, уже двадцать
седьмой год подряд, служащем чем-то вроде аналога «Дня поэзии»
для русской эмиграции и тех, кто близок к ней. Словом, стихи у
меня стали собираться...
(Из эссе Евгения Витковского
"Чем
продолжительней молчанье..."
По окончании выступлений Гердтa к нему за кулисы всегда
приходили люди. Так было и после вечера в Магнитогорске много
лет назад. Среди пришедших была пожилая женщина, выделившаяся от
остальных тем, что ее комплименты звучали наредкостъ не
банально. И вдруг, к огорчению Зямы, она вынула из авоськи, в
которой была еще бутылка кефира, красную папку, сказав, что в
ней ее стихи. Зная погруженность Гердта в поэзию, его всегда
заваливали графоманскими виршами. «Еще одна», — с грустью
подумал Зяма, но папку, естественно, взял, так как, по его
выражению, любое «написанное в столбик» не прочесть не мог.
Дня через два после приезда домой, ложась спать, он открыл
папку и минут через десять сказал: «Читай, сума сойти, тут,
кажется, настоящее». Мы встали, разбудили гостившую у нас жену
моего брата и до утра читали. Утром Зяма связался с Сарой, а
потом помчался к Дезику (Давиду Самойлову) за подтверждением
наших впечатлений. Дезика не было дома, Зяма оставил папку, а
через несколько дней Дезик позвонил, что папку найти не может и
пусть Сара придет сама и почитает. Сара приехала и, посланная
нами, в трепете отправилась к Самойлову. После того как она
прочитала Дезику несколько стихотворений, он прервал ее и стал
звонить по телефону «Юра (это был Левитанский, они жили в одном
доме), всё бросай, иди сюда, здесь стихи». Когда Сара закончила
им читать, Дезик сказал, что никаких советов он ей давать не
будет, так как она сложившийся поэт, и что надо публиковаться.
Он велел ей сделать подборку из нескольких стихотворений,
написал к ним представление, и вместе с Зямой они отдали это в
журнал «Дружба народов», где и была первая Сарина публикация. А
потом, когда она в силу семейных обстоятельств уже была в
Израиле, вышел ее небольшой поэтический сборник «Я домолчаласъ
до стихов» тоже со вступительным словом Д. Самойлова, в котором
есть такие слова: «Сара Погреб — человек зрелый и поэт
свершившийся... в ее стихах нет колебаний вкуса... Все строго и
существенно. Я много слышал и читал ее стихов. У нее есть то,
что обычно называют «свой голос»... У нее пристальное зрение
художника и умение воплотить мысль и переживание в ритм стиха.
Надеюсь, что читатели услышат все это».
Услышали. Несколько лет назад она была признана лучшим
русскоязычным поэтом Израиля. Там же вышел ее второй сборник,
«Под оком небосвода» <...>
Для нас с Зямой Сара — подарок судьбы, как, знаю, и Зяма,
и рядом я, для нее. Мы близкие люди, не только в обращении друг
к другу на «ты», но и в общей позиции к поэзии, людям... Я не
каждый день перечитываю Сарины стихи, но очень часто
взгромождаюсь на редкого удобства лесенку, чтобы достать книгу,
чемодан или еще что с верхней полки. Эту лесенку Сара тащила из
Ялты, чтобы я не падала со стула, поставленного на стол.
(Татьяна Правдина. Из книги "Зяма — это же Гердт!"
А я — из отрочества. И из строк, Что в отрочестве на
глаза попали, Что дождиком нечаянным упали И что душа
впитала, как песок. Нет, критик их не жаловал. Они,
Приведенные ради назиданья, Меж всяких фраз запомнились
одни, Вошли в меня частицей мирозданья. Как в пыльных
окнах вынули стекло — Какое небо рядышком цвело! Из
отрочества я. Из той поры Внезапностей и преувеличений,
Где каждый, может быть, в эскизе — гений И неизвестны
правила игры. Где любят, всхлипывая... И навек. И как ни
вырастает человек, Он до себя, того, не дорастает.
Евгений Витковский. Эссе
"Чем
продолжительней молчанье..." -
май 2004
Сборники стихов: (прислал Евгений
Витковский)
"Для этих мест
нас Бог лепил"
"Когда-то у него
была война"
"И уткнусь я в
поэзию лбом"
"Ах, не годы, но
мгновения"
"Всё слилось, и
где начало"
"О двух вечерах в
Тель-Авиве, об одесской песенке, о романсе Свиридова, о
тоске"
"Тебя
предчувствует лодка"
Страничка создана 27 мая 2004.
|