|
|
Лео ЯКОВЛЕВ
(имя собств. Яков Львович Кранцфельд)
(1933-2013)
Опыт краткой автобиографии
Родился 3 ноября 1933 года в г. Харькове.
Отец — Кранцфельд Лев (Лео) Яковлевич, инженер-гидротехник, основатель Харьковского отделения ВодГЕО (УкрВодгео), с сентября 1941 г. в Красной Армии. Погиб под Харьковом в мае 1942 г. Мать — Кранцфельд (Бройтман) Сима Исааковна, умерла в 1975 г. Отец и мать по рождению — одесситы. Отец принадлежал к известной одесской семье врачей и инженеров. Дед по отцу — Кранцфельд Яков Иосифович, инженер-химик, почетный потомственный гражданин г. Одессы. Совладелец одного из одесских заводов. Бабка по отцу — Елизавета Викторовна, урожденная Тарле, сестра всемирно известного историка Евгения Викторовича Тарле. Мать — из простой одесской еврейской семьи, жившей на знаменитой Молдаванке. Не доучилась в русской гимназии из-за революции. По семейным преданиям — была ребёнком, переданным на воспитание в семью Бройтманов известным одесским предпринимателем Радаканаки (греком), у которого работали все мужчины этой многодетной семьи.
С ноября 1941 г. по август 1945 г. с матерью находился в эвакуации в Ферганской долине, в узбекском селе, вблизи г. Коканда.
Всю остальную жизнь и по сей день живу в Харькове.
Учиться в школе начал в 1945 году. В 1951 г. получил аттестат об окончании десятилетки и поступил в Харьковский инженерно-строительный институт, который окончил с отличием в 1956 году. В 1956-1961 гг. работал в нескольких проектных организациях различного назначения, а с 1961 года моя инженерная деятельность связана, в основном, с энергетическим строительством. Руководил проектированием строительной части крупнейших тепловых и атомных электростанций, а также городов-спутников этих энергетических объектов — Энергодара и Щелкино, имеющихся сегодня на географических картах Украины.
Практическую деятельность совмещал с научной и аналитической работой, отразившейся в статьях (более 150 публикаций), в книжных изданиях (12 названий) и в изобретениях в области строительного дела, гидротехники, общей механики, динамики, теории сейсмостойкости, гелиотехники, электротехники, тепловой и атомной энергетики (53 авторских свидетельства). Часть моих разработок стала именным фондом в Украинском государственном архиве технической документации.
События моей жизни и жизни моей семьи, относящиеся к 1933-1996 годам, довольно подробно отражены в моем романе «Чёт и нечёт», и поэтому не стоит повторять их в этой краткой автобиографии (речь в данном случае, естественно, идет о фактографии этого романа, а не о мистических, эмоциональных и интимных мотивах, подчиненных законам творчества, возвышающим жизнь человека над суетой, рутиной и обыденностью).
Падение советского режима и годы жизни в новой реальности, несмотря на их тяжесть и, временами даже трагичность, я считаю неоценимым даром Всевышнего, может быть не заслуженным мною.
Период стагнации (1991-2002 гг.) был для меня, как и для всех тех, кому не достался жирный кус при разграблении бывшего государственного достояния, весьма труден.
Основная работа, к которой я привык за многие десятилетия прежней жизни, была не вполне востребована и не могла обеспечить достойное существование, и я стал искать источник дополнительных средств, не связанных с криминалом.
Именно в этот период я стал пытаться приобщиться к журналистике и художественной литературе, что для меня при советском режиме было невозможно по принципиальным соображениям, не говоря о множестве препятствий и рогаток, выставленных на этом пути коммунистическими цензорами и идеологами.
Для начала я работал бесплатно в местной — харьковской и украинской еврейской прессе, затем меня стали печатать в русскоязычной прессе США, что уже давало некоторый очень небольшой и не регулярный доход. Тогда у меня появился первый псевдоним — «Лео Якоб» (он тоже существует где-то в Интернете).
Благодаря этой своей журналистской работе я попал в число интервьюеров Фонда Ст. Спилберга «Пережившие Шоа». Я взял около 50 видеоинтервью, несколько улучшивших мое финансовое положение в 1996-1998 годах и, что также было для меня важным, позволивших мне прикоснуться к десяткам человеческих судеб.
Став таким образом «еврейским активистом», я был привлечен к культурным программам, которые в 1999-2002 гг. разворачивались в Украине по инициативе и при финансировании «Джойнта», и на один год (2002-2003), образованный «Джойнтом» Харьковский Еврейский культурный центр «Бейт-Дан» даже стал основным местом моей работы. В это же время я по совместительству был доцентом Восточно-Украинского Соломонова университета, где читал курс истории Холокоста.
Будучи индивидуалистом по натуре, я не стремился к личному общению с руководством харьковской конторы «Джойнта» и с лицами, приближенными к этому руководству, но и той информации, которая ко мне стихийно поступала, оказалось достаточно, чтобы у меня создалось крайне неблагоприятное впечатление об этой среде.
Я свято чту законы гостеприимства, и эти законы не позволяют мне, пользовавшемуся некоторыми «благами» Джойнта, выступать с критикой царивших в этой организации внутренних отношений и нравов (подобно Д. Рубиной, разоблачившей своих благодетелей в специально написанном сочинении «Синдикат»). Я же просто, тихо и молча полностью прекратил всякие отношения с этим заведением и, в профилактических целях, со всеми прочими еврейскими организациями, чтобы избежать возможных разочарований.
Сделать мне это было не сложно, т.к. я ни на миг не порывал связей с «главной проектной организацией своей жизни», и я спокойно вернулся в свое кресло, тем более что востребованность специалистов моего уровня и профиля стала повышаться. К примеру: один час моего интенсивного инженерного труда вознаграждался лучше, чем месяц работы в Соломоновом университете, и от профессорской карьеры мне тоже пришлось отказаться.
Кроме того, в этот же период я стал получать заказы на подготовку различных книжных изданий из действующих в России коммерческих издательств. Некоторые из этих книг оказались коммерчески успешными и неоднократно переиздавались («Суфии. Восхождение к истине», «Мускулы мира», «Омар Хайям. Сад истин», «Книга апокрифов»), а сочиненная мной «Повесть о жизни Омара Хайяма, написанная им самим» неоднократно включалась издателями в различные сборники стихов и прозы этого великого поэта и ученого. Перечитывая ее сейчас, я вижу, что «Повесть» эта предельно документальна и логически совершенна.
ХХI век стал для меня временем серьезных болезней: инфаркт, онкология, урология, незаживающие трофические язвы, гипертония, отбирающих у меня и силы, и время, которое становилось главной драгоценностью. Учитывая, что мне удалось дожить до того исторического момента, когда инженерный труд снова стал достаточным для материального обеспечения моей жизни, я смог опять из писателя превратиться в читателя. Теперь я гоню от себя все темы и сюжеты, которые «по привычке» периодически возникают в моем сознании и подсознании.
Возможно, живи я на скромном обеспечении в благоустроенной хижине на берегу теплого моря, я бы принял этих незваных «гостей» и попытался бы дать им новую жизнь на исписанных мной страницах, но Судьба судила иначе.
За участью всего мной написанного я наблюдаю со стороны. Я удовлетворен тем, что экземпляры моих некоммерческих книг заняли свое место в книгохранилищах Украины, России, США, так как это единственная форма относительного бессмертия (относительного — потому что само существование человечества относительно и, как я полагаю, небесконечно). Конечно, мне хотелось бы, чтобы мои книги — «Чёт и нечёт», «Голубое и розовое», «Победитель», «Достоевский» стали доступными как можно большему числу людей и не только «русскоязычных». Они, я полагаю, стоят того, но преодолевать современную форму «цензуры» — «литературную тусовку», «переводческий блат», рекламу, «коммерческую целесообразность» и т.п. у меня нет желания. Поэтому пусть будет всё как есть по воле Всевышнего.
Во все годы своей жизни я был и остаюсь человеком глубоко верующим в Единого Господа. Однако никакие посредники между Ним и мной для меня не приемлемы, поскольку никто из них, во что бы он ни рядился и как бы он себя не именовал, не сможет предъявить мне документ, подписанный Всевышним и предоставляющий ему право копаться в моей душе и «отпускать» мои грехи. Мой индивидуализм не позволяет мне участвовать в каких-либо коллективных ритуалах и радениях и следовать каким-либо традициям. Я поместил Всевышнего в своем сердце и сам, без свидетелей, веду с Ним беседу, которая прекратится вместе с моей жизнью.
Постоянное присутствие Всевышнего рядом со мной избавляет меня от потребности в общении с людьми, которое я, как законченный индивидуалист, стремлюсь свести к минимуму. Наиболее приемлемое для меня состояние — полное одиночество. Конечно, есть в мире несколько человек, присутствие которых рядом со мной мне приятно. Когда-то круг этих людей был шире, но так случилось, что в большинстве своем те, кого я считал друзьями, сегодня пасут лунные стада в ожидании нашей неизбежной встречи. Я же на каждой своей уикэндной прогулке стараюсь посетить хотя бы одно из тех заведений, где мы когда-то бражничали вместе, и выпить в полном одиночестве и молчании свою рюмку в память о них.
Итак, в настоящее время я — семидесятипятилетний бывший «простой советский инженер», выполняющий посильную инженерную работу. Я — главный строитель в двух частных проектных фирмах, главный конструктор еще в двух и главный специалист-эксперт по сейсмостойкости оборудования АЭС в соответствующем государственном учреждении. В офисе я провожу по четыре часа в день, а остальные задачи решаю в домашних условиях. Иногда участвую в международных конференциях по близкой мне проблематике. Новые технические идеи я, как и литературные сюжеты, гоню от себя, передавая их другим, поскольку хорошо понимаю, что времени на их реализацию может у меня не хватить. Да и сил тоже.
Я не имею недвижимости и личного транспорта. Мои контакты и общение с банками не выходят за рамки расчетно-кассовых услуг при получении заработанных сумм. Такие взаимоотношения с финансовыми учреждениями, как «депозит», «кредит» и т.п., для меня неприемлемы по нравственным соображениям: я считаю деньги мерой человеческого труда и категорически не могу своими действиями поощрять ростовщичество, а моих доходов и без этих широко рекламируемых «операций» мне вполне хватает на жизнь.
Так и живу.
Жизнь отцветает, горестно легка.
Осыплется от первого толчка.
Пей! Черный плащ Луной разорван в небе.
Пей! После нас — Луне сиять века.
Так писал Хайям, находясь примерно в моем возрасте, и, как человек пьющий, я его понимаю.
Лео Яковлев
Харьков, октябрь 2008 г.
Лео Яковлев (род. в 1933 г.) — автор романов и повестей: «Корректор» (Харьков, 1997); «Антон Чехов. Роман с евреями» (Харьков, 2000); «Повесть о жизни Омара Хайяма» (Нью-Йорк, 1998; Москва, 2003, 2004, 2005, 2007); «Холокост и судьба человека» (Харьков, 2003); «Песнь о нибелунгах» — повествование в прозе (Москва, 2004); «Голубое и розовое, или Лекарство от импотенции» (Харьков, 2004); «Гильгамеш» — повествование в прозе (Москва, 2005); «Штрихи к портретам и немного личных воспоминаний» — книга эссе (Харьков, 2005); «Достоевский: призраки, фобии, химеры» (Харьков, 2006); «Победитель» (Харьков, 2006), а также автор-составитель книг: «Суфии. Восхождение к истине» (Москва, 2001,2003, 2005, 2007); «Афоризмы Патанджали» (Москва, 2001), «Библия и Коран» (Москва, 2002); «У. Черчилль. "Мускулы мира"» (Москва, 2002, 2005, 2007), «Поверья, суеверия и предрассудки русского народа» (Москва, 2003), «Марко Поло. О разнообразии мира» (Москва, 2005), «Книга апокрифов» (Москва, 2006). Биограф Е. В. Тарле и публикатор его творческого наследия (Россия, Румыния, Китай, Болгария, 1998-2005).
(Из интернета)
Творения: (прислал автор)
Роман "Чёт и нечёт" — октябрь 2008
Из предисловия автора:
...Что касается содержания моего романа, то я заранее согласен с мнением любого читателя, поскольку все на свете можно толковать и так, и этак. Возможно, кто-нибудь воспользуется в отношении этого текста советом Джека Лондона и «оставит его недочитанным», если сможет, конечно. Я же, во всяком случае, старался сделать все, от меня зависящее, чтобы этого не произошло.
В то же время, две части этого романа по своему стилю не тождественны друг другу. Я столкнулся с теми же трудностями, что и Г. Манн в своей книге о славном короле Генрихе IV: книга о молодых годах моего героя получилась очень цельной, а о зрелых годах — фрагментарной. Это объяснимо: вселенная зрелого человека до определенного предела неуклонно расширяется, открывая ему все новые и новые области бытия. Описать все это во всех подробностях невозможно, да и, вероятно, не нужно, и чувство меры заставило меня превратить вторую часть романа в своего рода серию новелл и притч...
Повесть "Победитель" — октябрь 2008
От автора:
...У читателя может возникнуть вопрос, почему издание повести о делах давно минувших дней, не имеющих отношения к проблемам энергетики поддержано институтом «Энергопроект», готовящимся к своему 75-летию. Это объясняется просто: прообразом главного действующего лица этого повествования является кадровый сотрудник «Энергопроекта» инвалид Великой Отечественной войны Ефим Абрамович Янкелевич, проработавший в этом институте сорок лет. Именно благодаря его откровенным и бесхитростным воспоминаниям о годах войны и о повседневной солдатской фронтовой работе эта повесть приобрела документальный характер и стала одним из правдивых, как мне кажется, свидетельств об испытаниях, выпавших на долю страны и ее населения в середине минувшего века...
Книга "История Омара Хайяма, рассказанная им самим" — декабрь 2008
Из предисловия Лео Яковлева:
Автор этой книги — великий поэт и ученый исламского Средневековья Абу-л Фатх Омар ибн Ибрахим ал-Хайям. В его зрелые годы это непростое имя стало начинаться «лакабом» — почетным знаком отличия человека, имеющего особые заслуги перед верой в единого Господа,— «Гийяс ад-Дин», а заканчиваться — указанием места его рождения («нисбой») «ан-Найсабури», а уже после его путешествия в Мекку к святым местам ислама перед его именем появилось уважительное слово «хаджи».
Хаджи Гийас ад-Дин Абу-л Фатх Омар ибн Ибрахим ал-Хайями ан-Найсабури — так обращались к нему в ученых собраниях в государстве Великих Сельджуков в первые десятилетия Х века и до его кончины. В переводе его полное имя звучит следующим образом: «Совершивший паломничество в Мекку («хадж») Помощь Веры Абу-л Фатх Омар, сын Ибрахима Палаточного Мастера из Нишапура». Со временем живая мудрость этого человека стала забываться, и его ожидала обычная посмертная судьба многих замечательных ученых: упоминание в несколько строк в истории математики, астрономии и философии, величайшим знатоком которых он при жизни считался. Но оставались еще стихи, и именно они, более чем через восемь столетий после ухода автора, обеспечили ему триумфальное возвращение в мир живых людей, теперь уже — навсегда, под кратким запоминающимся именем «Омар Хайям»...
Книга "Достоевский: призраки, фобии, химеры" — март 2009, подготовил Давид Титиевский
Аннотация издательства:
Книга посвящена малоизученным сторонам жизни Федора Михайловича Достоевского (1821-1881) и является попыткой автора ответить на вопрос: как повлияло на творчество, публицистику, образ мыслей и поведение писателя тяжелое хроническое заболевание головного мозга, которым он страдал с юности и до своих последних дней. Анализируются переписка, дневниковые и черновые записи, а также некоторые публицистические и художественные тексты Ф. М. Достоевского.
Содержание:
К читателю ... 3
Пролог ... 4
I. Скорбный лист ... 8
II. Моя маленькая эпистолярная «достоевскиана» ... 31
III. Наедине с собой ... 96
IV. Ставрогинский грех ... 168
V. «Осенний роман» Ф. Достоевского ... 200
VI. «Двадцать пятый кадр» в романе «Братья Карамазовы» ... 215
Эпилог ... 229
Appendix ... 238
Фрагменты из книги:
"Великий библиофил и хороший французский писатель Шарль Нодье когда-то написал: «Однажды некий спартанец с дурной репутацией высказал нечто весьма дельное, но эфор, чтобы эта мудрость не оказалась в памяти людей связанной с именем дурного человека, поручил огласить ее другому спартанцу. Эту традицию было бы полезно соблюсти и в литературных делах. Какое бы замечательное сочинение ни создал негодяй, интересы нравственности требуют, чтобы его покрыл мрак забвения, даже если по своим достоинствам оно не уступает "Илиаде"»."
* * *
"...Евгений Викторович Тарле обязал меня прочитать роман «Бесы», сказав при этом, что прообразами многих его действующих лиц послужили реальные люди сороковых-шестидесятых годов прошлого века, известные мне из школьных учебников, и потому мне будет интересно. В частности он обратил мое внимание на Семена Егоровича Кармазинова, и от Тарле я впервые услышал рассказ о том, что Тургенев всю жизнь мучился воспоминанием о своем поведении во время пережитого им в юности кораблекрушения (речь шла о гибели парохода «Николай I» в 1838 г.), когда он в ужасе, расталкивая женщин и детей, рвался к шлюпкам с криком «Спасите меня! Я единственный сын у своей мамы!»."
* * *
"Жаль, что Достоевский не мог знать слов Льва Николаевича Толстого, которые верны во все времена: «...я полагаю, что в наше время всякому уважающему себя человеку, а тем более писателю, нельзя вступать в какие-либо добровольные соглашения с тем сбродом заблудших и развращенных людей, называемых у нас правительством, и тем более несовместимо с достоинством человека руководствоваться в своей деятельности предписаниями этих людей."
Книга "Антон Чехов. Роман с евреями" — апрель 2009, подготовил Давид Титиевский
Из предисловия автора:
Чехов был очень чувствителен к межнациональным отношениям людей, особенно когда речь шла об отношениях сильного и слабого, в данном случае — представителей «имперской» нации и порабощенных империей народов. В его письмах и сохраненных мемуаристами высказываниях немало добрых слов о крымских татарах, греках, турках, караимах и многих других. Он никогда не забывал об украинской линии своих предков и часто говорил о милых ему чертах украинского характера. Но почему-то именно евреев с их еврейскими проблемами он сделал главными действующими лицами некоторых своих произведений. Думается, этот удивительный факт свидетельствует о томивших Чехова предчувствиях, связанных с трагической судьбой и тяжкими испытаниями, ожидавшими еврейский народ, и он считал своим долгом облечь эти предчувствия в форму предсказаний и пророчеств, зашифровать их в своих произведениях.
Сегодня человечество, пережившее жестокую и кровавую историю столетия, отделяющего нас от чеховского времени, может по-новому прочитать все, написанное Чеховым для всех и для себя об евреях, и эта книга является попыткой такого прочтения.
В качестве приложения здесь помещены «еврейские» произведения Чехова и воспоминания о нем Исаака Альтшуллера — одного из тех, кто был наиболее близок к нему в последние годы его жизни.
Содержание:
Вместо предисловия ... 5
Глава 1. Антон и его братья ... 8
Глава 2. Тина дней ... 18
Глава 3. Этническая цензура ... 32
Глава 4. Марш Мендельсона ... 40
Глава 5. Царь Соломон ... 47
Глава 6. Мелочи жизни ... 54
Глава 7. Звуки скрипки в пространстве между «есть Бог» и «нет Бога» ... 64
Глава 8. В «деле Дрейфуса» ... 71
Глава 9. Ясность, или Что есть Истина ... 91
Несколько заключительных слов ... 105
ПРИЛОЖЕНИЕ
Антон Чехов. «Еврейские рассказы»
Тина ... 109
Перекати-поле. Путевой набросок ... 125
Степь. История одной поездки (фрагмент) ... 138
Скрипка Ротшильда ... 150
Студент ... 159
Лео Яковлев.
Призрак «белой дачи» (Об Исааке Альтшуллере) ... 163
Исаак Альтшуллер.
Еще о Чехове ... 165
Фрагменты из книги:
"Лео Яковлев — харьковский писатель, автор романа «Корректор» и многих рассказов и биографических очерков, опубликованных в Украине и за рубежом. Эта книга содержит его большое эссе об отношении А.П.Чехова к евреям и еврейскому вопросу. На фоне этой проблемы возникает несколько необычный и незнакомый бывшему «советскому» читателю образ гениального писателя и воссоздаются некоторые картины и ситуации русской общественной жизни его времени. В книгу также включены отобранные Лео Яковлевым тексты А.П.Чехова, посвященные еврейской теме, и воспоминания И. Альтшуллера «Еще о Чехове»."
* * *
"В бывшем «советском» литературоведении с легкой руки первого литературного вождя — Максима Горького, знавшего Чехова лично, но в более поздний период его жизни, утвердилось представление о нем как о человеке запредельно скромном и деликатном. В своих отрывочных заметках о Льве Толстом Горький вспоминает, как граф спросил Чехова:
— Вы много распутничали в молодости?
Чехов, по словам Горького, будто бы смутился и пробормотал нечто невразумительное, а Толстой, не дождавшись от него ответа, сообщил:
— Я был неутомимый ёбарь."
* * *
"Ни Горький, ни тем более Толстой не знали о том, что Чехов задолго до этого разговора в своих письмах практически ответил на каверзный вопрос «зеркала русской революции», написав:
«Что касается девок, то по этой части я во времена оны был большим специалистом...» (А.Плещееву, 3 ноября 1888 г.), и еще:
«Распутных женщин я видывал и сам грешил многократно...» (А.Суворину, 25 ноября 1888 г.).
В этом же письме Суворину Чехов, не стесняя себя в выражениях, подробно и явно на основании личного опыта анализирует чисто технические возможности интимной близости в реальных условиях русского и европейского города с учетом конструкции мебели и женской одежды того времени."
* * *
"Чтобы понять, каким был Чехов во времена его первых шагов на литературном поприще, нужно представить себе высокого, стройного, широкоплечего молодого человека редкой, вернее — редчайшей земной красоты с рельефными и в то же время очень подвижными мужественными чертами лица и светящимся, даже сверкающим взглядом слегка по-тюркски прищуренных глаз из-под соболиных бровей вразлет. По свидетельству современников, ни одна фотография и ни один портрет не могли передать очарования его облика. «Неуловимым» назовет его лицо великий портретист В.Серов. «Он был красавец», — просто и лаконично скажет о нем знаменитый художник К.Коровин. Несколько пространнее выскажется А.Куприн: «Я увидел самое прекрасное и тонкое, самое одухотворенное лицо, какое только мне приходилось встречать в жизни»."
* * *
"...совершенно упускается из виду сексуальная любознательность Чехова, выразившаяся не только в его симпатиях к соболевским борделям. Позднее она проявится в его письмах о дальних странствиях: «Когда из любопытства употребляешь японку, то начинаешь понимать Скальковского, который, говорят, снялся на одной карточке с какой-то японской блядью. Комната у японки чистенькая, азиатско-сентиментальная, уставленная мелкими вещичками, ни тазов, ни каучуков, ни генеральских портретов. Постель широкая с одной небольшой подушкой. На подушку ложитесь вы, а японка, чтобы не испортить себе прическу, кладет под голову деревянную подставку, вот такую (в письме — рисунок подставки. — Л.Я.). Затылок ложится на вогнутую часть. Стыдливость японка понимает по-своему. Огня она не тушит, и на вопрос, как по-японски называется то или другое, она отвечает прямо и при этом, плохо понимая русский язык, указывает пальцами и даже берет в руки, и при этом не ломается и не жеманится, как русские. И все это время смеется и сыплет звуком «тц». В деле выказывает мастерство изумительное, так что вам кажется, что вы не употребляете, а участвуете в верховой езде высшей школы. Кончая, японка тащит из рукава зубами листок хлопчатой бумаги, ловит вас за «мальчика» (помните Марию Крестовскую?) и неожиданно для вас производит обтирание, причем бумага щекочет живот. И все это кокетливо, смеясь, напевая и с «тц» (А.Суворину, 27 июня 1890 г.).
Как видим, все это явно «списано с живой». А вот и еще одна картинка: «Когда у меня будут дети, то я не без гордости скажу им: «Сукины дети, я на своем веку имел сношение c черноглазой индуской... и где же? В кокосовом лесу, в лунную ночь» (А. Суворину, 9 декабря 1890 г.)."
* * *
"...свидетельствуют письма Чехова с упоминаниями, а нередко и описаниями кутежей в ресторанах, посещений борделей, близости с женщинами, в том числе весьма экзотическими, всегдашней готовностью к странствиям по нашей грешной Земле.
Вспомним, как эта его черта поразила помешанного на сексуальных проблемах В.Розанова: «...Антон Павлович раз приехал в Рим. С ним были друзья, литераторы. Едва передохнув, они шумно поднялись, чтобы ехать осматривать Колизей, и вообще что там есть. А Антон Павлович отказался: он расспросил прислугу, какой здесь более всего славится дом терпимости, и поехал туда. И во всяком новом городе, в какой бы он не приезжал, он раньше всего ехал в такой дом»."
Сборник прозы "Корректор, или Молодые годы Ли Кранца: Роман, рассказы" (1997) — июнь 2019, подготовил Олег Михайлович
Аннотация издательства:
Роман «Корректор» написан на историческом фоне 1930-х — 1950-х гг. и охватывает детство, юность и молодые годы человека «странной» Судьбы — советского еврея Ли Кранца. «Странность» её и в случайности рождения Ли у умирающей от туберкулёза женщины, и в случайном спасении его от неминуемой смерти во время войны. Не менее случайно он оказывается в глухом туркестанском кишлаке, где впервые узнаёт о своем даре дистанционного биоэнергетического воздействия, связанного к тому же с его ранней чувственностью /книга 5-я «Рахма»/.
Гибель отца на фронте и рассеяние войной некогда большой семьи ставит его с матерью, бездомных и несчастных, на грань нищеты, но следует ещё один крутой поворот Судьбы, и герой оказывается в московском Доме Правительства и на подмосковной даче знаменитого академика, на модном сочинском курорте и среди прочих благ доступных элите сталинской эпохи, к которым он, впрочем, весьма безразличен, сознавая их временность. Круг его новых знакомых близок к Сталину, и он по их рассказам воссоздаёт для себя картины жизни и свой образ «вождя» — сначала с безразличием, потом с холодным интересом, который в критический момент истории переходит в концентрированную ненависть. Совпадение во времени терзавших его приступов гневного исступления с болезнью и смертью тирана порождают в нем подозрение в своей причастности к этим событиям.
Придя к такому выводу, Ли посчитал своё предназначение исполненным, а себя — свободным от постоянно ощущавшейся зависимости от неких внешних сил, названных когда-то красавицей Рахмой Хранителями его Судьбы.
Но случайная встреча с экстрасенсом Вольфом Мессингом, пояснившая Ли сущность его дара, роль женщин, близостью с которыми был расцвечен весь его жизненный путь, а также последовавшие вскоре события убеждают героя в том, что его долг пока остаётся с ним, и строить свою дальнейшую жизнь ему придётся с учётом этого долга.
Издание включает также три рассказа, близких по своей тематике к роману «Корректор».
Содержание:
КОРРЕКТОР, ИЛИ МОЛОДЫЕ ГОДЫ ЛИ КРАНЦА (роман)
РАССКАЗЫ:
ВЕТЕР МУЛЬЯНА
ПОДЛИННАЯ ИСТОРИЯ ДОКТОРА КРАНЦА
КУМ-ПОЖАРНИК
Очерк "Т-щ Сталин и т-щ Тарле" — март 2009
Фрагменты из очерка "Т-щ Сталин и т-щ Тарле":
"...учреждение по управлению историческими знаниями, каким был, например, Институт истории Академии наук СССР. В начале сороковых в числе руководителей этого института в роли заместителя директора находилась верная ученица Покровского — Анна Панкратова, и началась охота на Тарле. Когда я знакомился с материалами «Дискуссий» 44-го года, у меня создалось впечатление, что всю эту околоисторическую шушеру — так называемых «советских историков» — бесил сам факт существования Тарле. Казалось бы, что такого? Ну говорит семидесятилетний старик свою правду о том, что одним из самых главных факторов победы над Германией была фактор пространства, полученного в наследство от Российской империи — кому от этого тепло или холодно? Нет, вся эта свора хочет заставить его признать публично, что залог победы был в «руководящей роли советской власти». Писали бы об этом в своих учебниках, никто им не мешал, а им хотелось, чтобы осведомленный разумный человек, знавший о том, что именно от этой «советской власти» бежали более трех миллионов красноармейцев, сдавшихся в плен в первые месяцы войны, а еще более миллиона человек пошли в услужение к оккупантам, надеясь на «благотворный новый порядок», вдруг стал бы восхвалять этот бесчеловечный режим. Тарле проще было признать «заслуги» советской власти по умолчанию."
* * *
"Тарле очень любил исторические анекдоты, моделирующие ситуации, которых в действительности не могло быть. Среди них был такой: король-солнце Людовик XIV как-то написал стихи и решил показать их Буало. Тот прочитал их и будто бы сказал: «Завидую вам, Ваше Величество! Вам все удается! Вот захотели написать плохие стихи, и получилось!»"
Ссылка:
Ряд произведений Лео Яковлева в библиотеке Максима Мошкова
Страничка создана 18 октября 2008.
Последнее обновление 24 июня 2019.
|
