|
|
|
|
НОВИНКИ 20 октября 2008
Книга 1-я «Пожар Москвы» От издательства и предисловие М.Д.Филина
Книга 2-я «Бедная любовь Мусоргского» Роман "Вьюга"
В книгу Ивана Созонтовича Лукаша (1892-1940) — самобытного писателя, представителя «первой волны» русской эмиграции, вошли произведения разных жанров, созданные в разные периоды эмиграции и посвященные различным вехам российской истории — от Петра I до великой смуты XX века. В центре повествования — простой человек в сложные периоды отечественной истории.
"Среди черни, низовых людей, как и всюду, были люди хорошие и дурные. Среди солдатчины, мастеровщины, бывших мелких конторщиков, приказчиков, фельдшеров, шарахнувших за большевиками, особенно много было заводских подростков, фабричного хулиганья, у кого до революции особенной лихостью считалось подраться с городовыми, с парнями другого завода, избить «образованного», гнусно задеть проходящую девушку. Такое хулиганье в первую голову и почувствовало себя «пролетариатом», со всей беспощадной жестокостью юности.
Предотвратим незначительное недоразумение: перед вами — не тот Борис Ямпольский, о котором, очень вероятно, вы подумали, увидев обложку. Автор «Избранных минут» — однофамилец известного советского писателя. Заурядная случайность — но однажды, давно, она, кажется, спасла нашему автору жизнь (как — он расскажет сам), а жизнь в конце концов превратилась в эту вот книжку — и теперь призрак двойника (вполне почтенный призрак вполне симпатичного двойника) почти неизбежно промелькнет между автором и читателем — разумеется, лишь на миг.
"А я уже больше месяца здесь кантуюсь. И отоспался, и отеки опали. Вот-вот выпишут в бригаду опять. Что ни обход — поджилки трясутся.
...«Мир Чарльза Диккенса» — работа, где каждая строка говорит об огромной осведомленности ее автора, о тщательном изучении всех новейших материалов, понадобившихся Уилсону для наиболее объективного освоения сложного и противоречивого пути и сложной и противоречивой личности Ч. Диккенса. Очевидно и прекрасное знакомство с его творческим наследием. Уилсон действительно знает каждую строчку в романах своего учителя, а в данном случае той «натуры», с которой он пишет портрет...
Автобиографические произведения известного литовского писателя Антанаса Венцловы охватывают более чем полувековой путь истории Литвы, отображают революционные события 1905 года и Великой Октябрьской революции, восстановление советской власти в Литве в 1940 году, годы борьбы с фашизмом.
Автор предлагаемой читателю книги, известный израильский ученый Савелий Дудаков подробно и корректно проанализировал особенности развития литературы и общественно-политической мысли России второй половины XIX — начала XX в. Особое внимание уделяется массовой беллетристике этого времени, произведениям ныне забытых писателей —"второго ряда" Вс. Крестовского, Б. Маркевича, С. Эфрона, Н. Вагнера и др.
"И вот наконец появились трое, прилично, но скромно одетые, и представились администратору. Да, это были Они. У одного были очень
впечатляющие глаза: холодные, нездешние, какие-то нечеловеческие. Глаза
существа другой породы, другой биологической природы. Потом я много раз
видела эти гэбистские глаза и научилась понимать это оценивающее выражение.
В их взгляде сквозит то презрение всезнания, которое дает своим умным
представителям только абсолютная власть. Эти глаза не просто раздевают, они
снимают кожу. В них не человеческое любопытство, а привычные ухватки
ботаника: что это за растение? Сколько у него лепестков? Класс... Семейство... И если это вредное растение, то способы его устранения будут выработаны спокойно и научно: ручное выпалывание, ДДТ, какие-нибудь пестициды. В данном случае растением была я."
"Я не уважаю свой народ. За исключением тех, кто
пришел в августе к Белому Дому и не отрекся потом от демократии, как отреклись Власов и М. Челноков. Я его люблю и жалею, я отдам за него жизнь. Но уважать его мне не за что, власти всех сортов вьются над ним, как стервятники. Но стервятники над живыми не летают...
...Книжка эта появилась вот каким образом. В 1998 году мы вели на московском радио программу «В мире животиков», где рассказывали про всяких несуществующих зверьков. То есть, разумеется, существующих, но науке пока не известных. Не скажете же вы, прочитав эту книжку, что никогда не видели клушу беспокойную, хозяйственника крепкого или кислотника стильного. Конечно, видели, только не догадывались, что это они. Теперь, как говорится, будете знать.
НЯНИ
В памяти через года и утраты
Есть неизменное и болевое:
Детство в пропахших лекарством палатах,
Дворик унылый с кирпичной стеною.
Кто-то взахлёб надрывается: «К маме!..»
И подключается многоголосье...
Словно в одном бесконечном вопросе
Наши глаза за окошком — часами.
...Няни в застиранных старых халатах,
Чуть отдающих борщами и хлоркой,
Рядом с бедою недетскою, горькой —
Как они нас утешали когда-то,
Знали, что ждёт нас, и всё понимали,
Пели нам песню: «Всё выше и выше...»,
С рук материнских украдкой не брали
За милосердие мятых рублишек.
* * *
Не приручай собак бездомных,
Когда не в силах приютить:
Недолгое тепло запомнив,
Они — в бездомье — станут мстить
Тебе,
другому
за преступность
Такой случайной доброты.
Не так страшны жестокость, тупость,
От коих сразу ждут беды.
...А вот ладонь
на лбу собачьем
И боль в слезящемся зрачке —
Как бы надежда на удачу,
Спасение на волоске.
Ещё не веря,
верят всё же,
Прикрыв глаза,
Чтоб не спугнуть
Ни взглядом, ни ознобом кожи:
Что делать — опыт настороже,
Ведь можешь, можешь оттолкнуть.
Они — скитальцы поневоле,
Бродячий символ горькой доли,
Предательств чьих-то и обид...
И если ты помочь не в силах
Какой-нибудь продрогшей псине,
Ступай себе!
Она простит.
|
|
MSIECP 800x600, 1024x768 |
