Библиотека Александра Белоусенко

На главную

 
Книжная полка
Русская проза
Зарубежная проза
ГУЛаг и диссиденты
КГБ
Публицистика
Серебряный век
Воспоминания
Биографии и ЖЗЛ
История
Литературоведение
Люди искусства
Поэзия
Сатира и юмор
Драматургия
Подарочные издания
Для детей
XIX век
Японская лит-ра
Журнал "Время и мы"
 
Архив
 
О нас
 
Обратная связь:
belousenko@yahoo.com
 

Библиотека Im-Werden (Мюнхен)

Олег Греченевский. Публицистика

Отдав искусству жизнь без сдачи... Сайт о Корнее и Лидии Чуковских

Библиотека CEPAHH


Жизнь, на мой ничтожный взгляд,
устроена проще, обидней и
не для интеллигентов.

Михаил Зощенко

Я убеждён в том, что любое искусство, литература —
прежде всего, существуют для того, чтобы давать
людям надежду, помогать им жить.

Анатолий Приставкин


Здесь вы можете познакомиться с русской и зарубежной прозой, а также стихами, статьями, очерками, биографиями, интервью. Наша цель — вернуть читателю забытые имена, или познакомить с малоизвестными авторами, которые в силу сложившихся обстоятельств вынуждены были покинуть СССР и были преданы забвению. А также литературу широко известных авторов, произведений которых пока в интернете нет. Наше кредо: прочел хорошую книгу — поделись с ближним.


НОВИНКИ

2 декабря 2009

  • Журнал "Время и мы" (№137, 1997; PDF 2,5 mb)

  • Михаил Рощин:

    Игорь Виноградов. "О прозе Михаила Рощина"
    — повесть "Южная ветка"

  •       "Херсонес! Великое, высокое место!
          Но с ним связано и другое,— что нам древние греки? — здесь, если копнуть сухую землю в любом месте, тотчас глянет на тебя ржавый патрон, пряжка, кусок брезентового ремня, осколок, алюминиевая не наша пуговица, а то и котелок, и граната, и кусок трака от танка или каска. Начиная отсюда и дальше, до Казачьей и Камышовой бухт, до самого Херсонесского маяка и мыса, лежало после войны (сюда и не пускали патрули, но мы, мальчишками, все равно пробирались) одно из великих кладбищ войны: сюда сбиты были и отсюда сброшены в море немецкие дивизии, оборонявшие Крым. Каски складывали пирамидами, поражавшими воображение, пляж, где катаются сейчас на свободе волны, завалило упавшими как попало с обрыва, точно детские игрушки, танками, грузовиками, повозками, орудиями. Глазам не верилось, что такое может быть. Среди степи мог валяться на пузе самолет с красными звездами на крыльях или черный, шикарный открытый лимузин, с черными кожаными сиденьями, простроченными, как ватник, и частью уже вырезанными сапожным ножом. Мы не застали, потом приехали, а отец рассказывал: под колесами хлюпало от трупов, стоял май, горели маки, цвел ковыль, солнце сияло, и лопались сами по себе раздутые лошадиные туши, распугивая отяжелевших коршунов. Тысячи пленных сидели и лежали на земле под солнцем, «студебекеры» вывозили немецких раненых, а море, еще холодное, веселое, весеннее, выплескивало и выплескивало на берег солдатские трупы, образуя кромку вдоль пляжа, как теперь наносит море мусор, водоросли и дохлых мальков — на растерзание крабам и чайкам. Выгорел мазут на земле, дымили костры и походные кухни. На берег ехали и ехали из города, из всей армии, со всех сторон поглядеть: что тут есть? И матросы с кораблей, и те, кто живой остался и помнил, как два года назад, на этом самом месте, вот так же придавили к морю нас, строчили с воздуха, били с моря, жгли огнеметами,— не дали снять с берега раненых, отсекли, насладились победой за всю бесконечную нашу оборону, и отборные ребята с Малахова, с Мекензиевых гор, с погибших кораблей рвали на себе тельняшки и плакали от бессилия, от обиды смертельной,— они выдержали все, а теперь погибали на мысу, оставались обреченными на смерть, на плен, и это невыносимое, запредельное для души чувство для тех, кто бился и не сдавался, чей принцип, чей смысл жизни заключался в несдаче,— это состояние тысяч сердец так, видно, и осталось стоять в херсонесском воздухе. Морю, ветру все равно, но мне не все равно, я знаю, помню, чувствую, как это было. Тысячи с одной стороны, и тысячи с другой. Тысячи. Десятки тысяч. Горе."
          (Фрагмент)

  • Нина Воронель — "Готический роман". Том первый (PDF 1 mb)

    — Часть первая. "Ведьма и парашютист"
    — Часть вторая. "Звонок из ниоткуда"

          «Молодой израильский парашютист-десантник Ури проводит отпуск в Европе. По дороге в аэропорт он ввязывается в драку с группой немецких «бритоголовых» и, выпрыгнув из поезда на ходу, блуждает по лесным тропкам, пока не попадает в старинный замок, затерянный в лесном заповеднике. Хозяйка замка, местная ведьма Инге, завораживает его своей красотой и колдовским искусством, и он остается в замке. Но их счастье омрачено зловещей тенью тайн, древних и современных, скрывающихся в подземных лабиринтах замка. Все это сплетается в драматический клубок на фоне смертельной вражды между обитателями замка и жителями соседней деревни. Когда в этот клубок вплетается история международного террориста Карла, Ури поневоле приходится стать сыщиком. «Раскрутка» сюжета столь непредсказуема, что вспоминается великая мастерица плетения подобных кружев — Агата Кристи».
          (Аннотация издательства)

  • Нина Воронель — "Готический роман". Том второй (PDF 1,3 mb)

    — Часть третья. "Полёт бабочки"
    — Часть четвертая. "Золотой ключик"
    — Часть пятая. "Дорога на Сириус"

          «Таинственная атмосфера туманного Уельса и старинной библиотеки в антураже многолетних британских традиций, исполняемых по-британски неукоснительно … Арабский властелин, стремящийся установить тесные связи с Израилем … Многокрасочный калейдоскоп экстравагантных персонажей, собранных в едином, ограниченном старинными стенами месте действия, среди которых необходимо вычислить «хороших» и «плохих» … Борьба разведок … И, конечно, любовь, разворачивающаяся на столь завлекательном фоне.
          Нина Воронель сумела выполнить одну из своих главных задач — запутать читателя. Впрочем, она явно претендует на большее — четкость психологических характеристик, образным детализированием и ироничной подачей бытовой конкретики она дает увлекательной мешанине опуститься до легковерного чтива».
          Чтобы прочесть эту книгу, вовсе не нужно напрягаться — все равно, бросить ее недочитанной невозможно. Такое удовольствие от чтения переживали мы когда-то в ранней юности … Не хотите ли вы, как в детстве, испытать опять это захватывающее чувство вовлеченности в совсем-совсем чужую жизнь? Полную экзотики, страсти и ярости — и все же, на поверку, такую достоверную, потому что это наша сегодняшняя жизнь, со всеми ее сегодняшними проблемами.
          (Аннотация издательства)

  • Елизавета Милицына — повесть "В ожидании приговора" (XIX век)

          "Черная, тучная, перемешанная с навозом земля на них была сплошь взрыта и сливалась в какой-то безобразный нарыв, образуя вспухшие неровные поверхности. То были наскоро забросанные по ночам бескрестные могилы казненных.
          Не было ни ограды вокруг кладбища, ни кустика на нем — ничего, за что бы зацепиться теплому, живому чувству. Ужасом заброшенности веяло от него, грязного, неряшливого, ютившегося за задворками каких-то притонов, лепившихся около тюрьмы."
          (Фрагмент)

  • Варвара Цеховская — повесть "Династия" (XIX век)

          "— Чудаки вы, братья мои,— спокойно возразил Вадим.— Да что я буду рассказывать? Ведь все в газетах было?.. Дума как Дума. А о моем личном впечатлении... оно то же, что и в прошедшем году. Нудно, братья мои. Толчение воды в ступке. Что она, Дума, сделать может? При существующих беспорядках? Оглянитесь на наш город. Беззаконие на беззаконии, взятка на взятке. Из главенствующих лиц, кажется, один ты ничего не берешь, Арсений. Законы — сами по себе, жизнь — сама по себе. К чему тут Дума? Да еще такая, как она есть? У нас полицмейстер приедет к N. «Я тысячу раз говорил тебе, жидовская морда, такой-сякой, то-то и то-то»... Следовательно, надо дать тысячу. И все знают, что надо. И знают, что когда К. он запустил: «Я пятьсот раз говорил тебе, собачьему сыну»,— К. сказал: «Ижвините, господин паличмейстер, ви говорили тольки двести раз». И дал двести. Так вот, когда жизнь пестрит такими сценками... Когда им уже и не дивится никто,— ты о Думе? Силен ли подъем национального чувства? Солидарно ли дворянство? Каковы мои впечатления? Зачем? Кому они занимательны, впечатления мои? А хочешь знать, я же сказал: мне в Думе нудно. Будто сижу в присяжных заседателях на се-е-еренькой сессии. Дела-то все больше о мелких кражах со взломом. Или на сумму свыше трехсот, но меньше тысячи рублей. И уйти нельзя, и сидеть тошно. Вот как мне там, братья мои, коли знать хотите."
          (Фрагмент)

  • Борис Галанов — книга "Платье для Алисы: Диалог писателя и художника" (1990; PDF 8 mb)

          Книга о том, как задумывались и осуществлялись замыслы знаменитых книжных иллюстраций, о работе выдающихся русских и зарубежных художников — Лебедева, Фаворского, Конашевича, Добужинского, Мавриной, Горяева, Физа, Тенниела, Гранвиля, Доре. Рассказывается об истории взаимоотношений писателя и художника при создании иллюстраций к книгам Маршака, Чуковского, Кэрролла, Диккенса, Олеши, о судьбе и приключениях книжных иллюстраций, биографии их создателей. В книге использованы малоизвестные архивные материалы и документы. Издание широко иллюстрировано.
          Для широкого круга читателей.
          (Аннотация издательства)

  • Якоб и Вильгельм Гримм — сборник "Сказки: Эленбергская рукопись" (PDF 4,4 mb)

          Оригинальнейшее и популярнейшее произведение мировой литературы, «Детские и домашние сказки», великих немецких филологов и писателей братьев Якоба и Вильгельма Гримм впервые было опубликовано 175 лет назад на рождество 1812 года в берлинском издательстве «Книготорговля для реальных школ», арендованном Георгом Андреасом Раймером. В книге были 86 текстов и примечания к ним. В 1815 году последовал второй том с дальнейшими 70 текстами и примечаниями. Из письма Вильгельма Гримма к Ахиму фон Арниму от 25 января 1815 года известно, что готовился и третий том, но под давлением общественного вкуса, рыночной конъюнктуры и в результате развития собственных представлений о литературной форме сказки Гриммы продолжили работу над первыми двумя томами - в 1819 году оба тома вышли вторым изданием (170 текстов)...
          (Из предисловия)

  • Ирина Галинская — сборник статей "Наследие Михаила Булгакова в современных толкованиях"

          Сборник содержит статьи и обзоры И.Л. Галинской, в которых рассматриваются насущные проблемы современного изучения творческого наследия М.А. Булгакова.
          (Аннотация издательства)

  • Олег Греченевский — книга "Истоки нашего "демократического" режима", часть 32-я

          "В одной из предыдущих глав этой книги мы обещали рассказать о борьбе кланов мафии наших и американских спецслужб на примере трех бывших советских республик – Украины, Казахстана и Грузии. После Украины очередь за Казахстаном – так что теперь мы поворачиваем нашу “подводную лодку” в казахские степи..."
          (Фрагмент)

  • Наталья Долинина:

    — автобиографическая повесть "Отец" (фрагменты)
    — добавлены две фотографии Натальи Долининой

  • Юрий Петраков — рассказ "Будьте вы прокляты!"
  • Тамара Дьяченко

    * * *

    И тот, кто с колхозного поля унёс колосок,
    И тот, кто кастетом без промаха целил в висок,
    И тот, кто под утро чекистов увидел в глазок, —
    Все были на зоне.
    Ну, что же ты их уравняла, родная страна?
    Иль так одинакова их пред тобою вина,
    Что каждому горькая чаша цикуты дана
    С державной ладони?

    Испил её урка, что "Мурку" всегда напевал,
    Шагая в колонне работать на лесоповал.
    (Его "при побеге" конвой уложил наповал
    Как раз у порога);
    Старик-доходяга, упавший на нары без сил;
    С вопросом: — За что? — деревенский кулак-паразит
    И эти — "из бывших", которым барак не простил
    Изящества слога.

    Была ты страной краснозвёздных кремлёвских лучей,
    Раздутых починов, рекордов, фальшивых речей,
    Парадов, банкетов и длинных тревожных ночей —
    Тоскливых, бессонных.
    И в этом твоя материнская — слышишь? — вина,
    Что детям твоим нелюбимым не пела весна,
    А ждали их, сирых, лишения, голод, война
    И вечная зона.


  • Владимир Грачёв

    2009 год. Украина

    Что тебе до страны, если сам ты живешь в нищете,
    Если денег хватает, чтоб с голода только не сдохнуть?
    Ты правителей сам выбирал — да каких-то «не тех»
    И мечтал втихаря, чтоб их кто-то осмелился грохнуть.

    Что тебе до казны — миллиардов «туда и сюда»,
    Если в местной аптеке лекарства на вес бриллиантов?
    Если в доме твоем поселились проруха-беда
    От которой, увы, не спасают любовь и таланты.

    Что тебе до искусств — от балетов до просто попсы,
    Если плачет душа, свою песню навзрыд сочиняя,
    Когда ты покупаешь из сои кусок колбасы,
    Потому что до мяса тебе — как богатым до рая.

    Можно тешить себя — «всё проходит и это пройдет,
    Было время страшней — а сейчас не война и не иго».
    Только жалко страну, где в изгнаньи ее же народ,
    Только жалко всех нас, что во власти одни лишь барыги.

    Эх, да что говорить — Бог таким человека создал
    И ему там видней, для чего столько хищного надо.
    Но я против того, чтоб страною моей торговал
    Новоявленный пан, всё же больше похожий на гада.

    Ничего не могу — от бессилия сжав кулаки
    Я бреду по стране, на которой мне нет больше места.
    Сорок пять миллионов бредут — их шаги нелегки,
    Их в тумане судьба — неизвестна и неинтересна.

    Впрочем, знаю одно — исчезаем по тысяче в день,
    Триста тысяч за год, три мильона за десятилетье.
    И лежит на стране моей страшная смертная тень,
    И свистят над страною безверья суровые плети.

    По законам баллад надо б спеть о Надежды крылах,
    Ну хоть режьте меня — не возьму я мажорных аккордов.
    Ведь куда ни взгляни — всё продали и все мы в долгах,
    А портреты воров ухмыляются криво с бигбордов.

Дизайн и разработка © Титиевский Виталий, 2005-2021.
MSIECP 800x600, 1024x768