Анатолий Величковский в библиотеке А. Белоусенко

      Лет шесть или семь радовали меня прилетавшие из Булони в Рио де Жанейро письма прекрасного русского поэта Анатолия Евгеньевича Величковского. Писал он мне и о житейских мелочах, но больше и охотнее всего о русской поэзии. Переписка наша завязалась уже после того, как я побывал в Париже в октябре 1973-го года: лично мы так и не встретились До самого последнего времени я знал Анатолия Величковского как поэта тютчевской линии, как противника всепожирающего прогресса, как человека, причастного мирам иным, неверующего, но плачущего сердцем о своем неверии.
      Сборника его стихотворений "Лицом к лицу" (1952) я никогда не видел. По-настоящему узнал его внутренний мир по его второй книге "С бору по сосенке" (1974), о которой тогда же написал довольно обстоятельный отзыв (Напечатан в "Новом Журнале"). Ту же тематику разрабатывал поэт и в последнем своем сборнике "О постороннем" (1979), мой отзыв о котором в печати не появился. Еще раньше, в самом начале нашей эпистолярной дружбы, писал я о его повести "Богатый" (1972) — вопле в защиту истребляемых ненавистным прогрессом безответных животных. Тема эта — "зверолюбие" — образовала прочный мост между Францией и Бразилией.
      Милый, умный, тонкий русский поэт умер 2-го января 1981 года. Только теперь получил я от спутницы его жизни, писательницы Нины Ровской, краткое жизнеописание поэта.
      Родился Анатолий Евгеньевич Величковский 1/14 декабря 1901-го года в Варшаве. Детство и юность провел в Елисаветграде (ныне — Кировоград, Украина), а на лето уезжал в имение родителей. Именно в эти годы сложилась в нем ласковая, бережливая любовь к природе: лошади и собаки стали для него как бы членами семьи, но не только домашние животные, а и те, которые приручению не поддаются и прозываются дикими, вошли в расширенный круг его любовного внимания.
      Восемнадцатилетним, А. Е. Величковский вступил в Белую армию, затем оказался в Польше, где управлял имением одной польской графини и снова наслаждался тесным общением с природой.
      Следующим — и последним — этапом его жизни стала Франция, где поэт сначала был рабочим на металлургическом заводе на севере страны, а затем ночным шофером (в зимнем холоде, без теплой одежды, без сна).
      Первые стихи его были напечатаны в Сборнике Объединения Молодых Деятелей Науки и Искусства в Париже (год неизвестен), затем в "Эстафете" (1948 год). Это был большой успех: Величковского заметили Бунин, Адамович, Маковский. С тех пор его стихи и рассказы печатались постоянно в журнале "Возрождение", в "Новом Журнале", в газетах. По объему самый крупный его рассказ — "Отщепенец" (в "Русской Мысли"). К собственному литературному архиву Величковский относился крайне небрежно: не только журналов со своими стихами и рассказами не хранил, но успел забыть и их названия!
      "Ключ к его стихам,— цитирует Н. Ровская, — отчаяние. Оно и сделало меня поэтом. Отчаяние — потеря родины, гибель старой России, гибель природы в наш технический век — природы, которой он молился и которую обожествлял. Он поэт-язычник, если хотите. В каждом её проявлении для него тень Бога: например, в дожде он видит одежду Творца, к которой благоговейно прикасается губами... Для него величайшая трагедия — разрушение человечеством нерукотворной, то есть созданной Высшим Созидателем природы; отсюда и его ненависть ко всему неодушевленному, что создают люди якобы для своего блага, но в то же время, в конечном счете, для собственной гибели: гибель природы закончится и гибелью человека. Машина — по его убеждению — от дьявола".
      Несравненно просто подводит поэт итоги собственной жизни и творчеству:

(Валерий Перелешин, 1981;
с сайта "Электронный музей книги)

Наиболее полная библиография поэта и прозаика Анатолия Величковского находится на сайте "Электронный музей книги", там же переписка, фрагменты стихотворений.

В № 6 "Новой юности" за 2004 год есть небольшая подборка стихов А. Величковского

На сайте "Журнал Санкт-Петербургского университета" статья о Ренэ Герра, профессоре русского языка в Академии финансов в Париже, собирателе русской культуры. Он был знаком со множеством русских литераторов, в том числе и с Анатолием Величковским.

Как-то, роясь в развалах магазина "Букинист" на Герцля 68 в Хайфе, наткнулся на книжку, изданную в Париже в 1972 году. Аккуратная, не истрепанная, видно из чьей-то коллекции, о чем свидетельствовали наклейки на форзаце:

На обложке значилось: А.Величковский БОГАТЫЙ. Имя это мне ни о чем не говорило. Потом, из интернета узнал, что это поэт и прозаик из первой волны эмиграции, поэт и писатель явно не первого ряда, но и небезызвестный. С творчеством его был знаком И.Бунин, он был членом союза русских писателей Парижа. Если поэзия его была замечена и отмечена, то о прозе говорить сложнее. На сайте "Электронный музей книги" (см. выше) роман "Богатый" обозначен как сатирический. Возможно он больше соответствует этому жанру, чем антиурбанистическому, но уж больно отдает самодельщиной, наивной и безыскусной. Судите сами.

Роман "Богатый" (Doc-rar 131 kb или HTML) - март 2006 - прислал Давид Титиевский

Фрагменты романа "Богатый"

Старые кавалеристы знали, что полки могут проскакать по полю, покрытому раненными и убитыми и, что ни одна лошадь на человека не наступит.

* * *

— Ну, вот дело сделано и довольно удачно, — подумал Богатый, выйдя на улицу. Ему давно уже хотелось побывать в ресторане, где, как специальность, подавались жаренные ежики. Он все отказывал себе в этом удовольствии, но теперь решил вознаградить себя за то, что сумел провести вокруг пальца даже знаменитого адвоката. Богатый поискал у себя в голове адрес ресторана, нашел его и быстрыми шагами пошел есть ежика.

* * *

Бердяев, где то, говорит о том, что надеется встретиться со своими умершими друзьями-животными в раю и, что если их там не будет, рай покажется ему не полным. И это верно, я тоже так чувствую.

* * *

Седой художник иногда брался за шляпу, но поразмыслив вешал шляпу на место и оставался дома. Всякий раз ему приходило в голову, что жена вернется и не застав его дома снова уйдет. Он даже о процессе своем судебном забыл и в суд не пошел. Шаги на лестнице всякий раз заставляли его замирать и прислушиваться.Вначале он сформировал свое горе приблизительно так: — я ее обожал, любил, а она сволочь ушла. Вся вина за этот уход, таким образом, возлагалась на жену. Позже он начал искать причины ухода жены в своем поведении и решил, что сам виноват тем, что потакая всем ее прихотям разбаловал ее и распустил. Однако все эти домыслы в сущности не разрешали вопроса: понять почему она променяла талантливого, хорошего мужа на какого то мошенника, седой художник не мог.

* * *

      Марта присела на корточки, Марк присветил фонарем. Словно в мольбе сложенные ладони, под откинутым хвостом Машки, сверкали маленькие копытца передних ног.Взяв в каждую руку по копытцу Марта с необычайной осторожностью, сообразуясь с потугами Машки, начала помогать родам. Длинным, тонким ножкам казалось конца нет. Они выходили во влаге и в слизи едва заметно и вдруг совсем остановились.
      — Головка задерживает, — тихо сказала Марта. — Дай передохнуть, — посоветовал шепотом дядя Вася. — Я знаю, — ответила Марта.
      Кобыла подняла голову глянула на Марту и натужилась. Черные ноздри крепко прижатые к коленям показались, скрылись и снова показались и начала выходить голова. Словно сливы, покрытые сизым туманом, вышли неподвижные глаза, вышел весь лоб с заложенными назад, прижатыми к шее ушами. — Слава Богу! — вздохнула Марта. По ее лицу катился пот, она пыхтела, так будто бы не Машка а она сама родит. Прошло несколько тихих минут, минут предупреждающих о том, что сейчас произойдет чудо.
      Заходили конвульсивно бока и живот кобылы, Марта потянула ножки посильнее, и вдруг, вместе со слизью и водой, вывалился наружу весь готовый жеребенок. Первый его вздох земным воздухом был встречен общим ликованием. Машка повернула голову, ее губы дрожали от тихого ржанья. В глазах кобылы зажегся нежный свет.

* * *

— Длинная история, — продолжала Марта, — но я вкратце скажу вам то что думаю. Знаю от дяди Васи, что в прежнюю эпоху у юнкеров было ругательство: «Что-б ты под зонтиком издох». Человек под зонтиком по их понятию: трусливый штафирка. Зонтик одна из эмблем, отделяющих штафирку от военной среды, от защитников родины. Эмблема презренная. Лошади крепко были связаны с военной жизнью. Они никогда поэтому не видели зонтиков.

Страничка создана 11 марта 2006.