Новинки
 
Ближайшие планы
 
Книжная полка
Русская проза
ГУЛаг и диссиденты
Биографии и ЖЗЛ
Публицистика
Серебряный век
Зарубежная проза
Воспоминания
Литературоведение
Люди искусства
Поэзия
Сатира и юмор
Драматургия
Подарочные издания
Для детей
XIX век
Новые имена
 
Статьи
По литературе
ГУЛаг
Эхо войны
Гражданская война
КГБ, ФСБ, Разведка
Разное
 
Периодика
 
Другая литература
 
 
Полезные проекты
 
Наши коллеги
 
О нас
 
 
Рассылка новостей
 
Обратная связь
 
Гостевая книга
 
Форум
 
 
Полезные программы
 
Вопросы и ответы
 
Предупреждение

Поиск по сайту


Сделать стартовой
Добавить в избранное


 

Симон ВЕСТДЕЙК (Simon VESTDIJK)
(1898-1971)

      — при жизни считался «живым классиком». Его перу принадлежат романы, новеллы, лирическая и философская поэзия. Многочисленные таланты писателя проявились еще в детстве — он играл на музыкальных инструментах и рисовал, но по окончании гимназии поступил на медицинский факультет, где его больше всего интересовала психиатрия. Прослужив краткое время судовым врачом, Вестдейк начал писать стихи и за короткое время выпустил 6 поэтических сборников. Потом он обратился к прозе и создал роман «Ребенок и четыре женщины» (1933), опубликованный только в 1972 г. Именно из этого романа родилась знаменитая серия его книг об Антоне Вахтере, по имени которого получила название вся эпопея (два первых тома вышли в 1939 и 1940 гг.). Отдельные тома этой серии продолжают и развивают свойственную германским литературам традицию «романа воспитания», предлагая еще одну историю становления молодого человека в начале XX в. Чуть позднее Вестдейк написал книгу «Сошествие в ад господина Фиссера» (1936), рассказывающую о задавленной бытом мещанской среде, в которой так легко прорастает идея сильной власти, подавления и унижения окружающих. Сатирические элементы этой книги еще громче прозвучали и в другом антифашистском романе «Эльза Бёлер, немецкая служанка» (1935). Действие этой книги разворачивается непосредственно в Германии, которую автор хорошо знал. Переводчик Р.Л.Стивенсона на голландский язык, Вестдейк усвоил у этого автора приемы построения напряженного сюжета и создал весьма удачные историко-биографические романы, в частности об Эль Греко и Испании XVI в. «Пятая печать» (1937), о Риме I в. «Последние дни жизни Пилата» (1938), о Ямайке времен работорговли XVIII в. «Остров рома» (1940). Наряду с этими произведениями писатель выпустил еще 20 сборников новелл, эссе и стихов. В послевоенные годы появились его романы о войне «Пастораль сорок третьего года» (1949), «Праздник освобождения» (1949), а также пять новых книг эпопеи об Антоне Вахтере (1948—1960), роман «Кельнер и живущие» (1949), философская притча о смысле жизни и ответственности человека, и, наконец, трилогия о судьбе талантливого музыканта «Симфония Виктора Слингеланда» (1954—1958). Последнее произведение сравнивают с «Доктором Фаустусом» Томаса Манна. В книгах о Голландии — а почти во всех романах Вестдейка она занимает большое место — на первый план выдвигается тема провинции, точнее, мещанства в тихой заводи, нивелирующего всех, кто попадает в эту среду. Именно среда часто губит тех, кто чист помыслами, талантлив и непосредствен, способен на любовь и поступок. Маленький провинциальный городок часто становится у Вестдейка символом пошлости и мракобесия. Гнев публициста сменяется у него иронией и философскими умозаключениями о несовершенстве мира и человека, натуралистические сцены из жизни обывателей — описаниями природы, легенды — сугубой реальностью.
      (Из проекта "Культура и искусство")


    Роман "Пастораль сорок третьего года; Рассказы" — подготовил Давид Титиевский

          Антивоенный и антифашистский роман, повествующий о том, как коллективное сознание участников Сопротивления вступает порою в противоречие с индивидуальным сознанием и как извилист путь интеллигента во время войны. Положительные герои Вестдейка в духе фламандской традиции написаны как естественно-совершенные. Их восприятие мира просто и непосредственно, и, хотя в суждениях им часто приходится ошибаться, близость к «натуре» расставляет все на свои места. Специфика антифашистского сопротивления в Голландии заключалась для них в попытках разоблачения спекуляций о расовой близости голландцев и немцев. Многие семьи оказывались расколотыми пополам и разорванными по поколениям из-за конъюнктурщиков-авантюристов, вступавших в национал-социалистское движение. По доносам обывателей, не ведающих, что творят, устраивались облавы в городах и деревнях, где в семьях участников Сопротивления искали или просто скрывающихся евреев, или евреев — участников антифашистских групп. Атмосфера наступившего зла разлагала людей, и лишь самые целеустремленные или самые естественные сохраняли прозорливость и умение ориентироваться в аду. Вестдейк в весьма своеобразной стилистически национальной манере письма запечатлел переходы различных человеческих сознаний от надежды к отчаянию, от отчаяния снова к надежде. Быть принципиальным, преданным высокой идее, с его точки зрения, нужно, но сделать это, оставаясь истинным гуманистом, совсем не так легко, как кажется.
          (С сайта "Культура и искусство")

    Содержание:

    Ю. Сидорин. Предисловие
    Пастораль сорок третьего года. Перевод И. Волевич и Л. Шечковой

    Рассказы

    Три ландскнехта. Перевод И. Волевич
    Раз, два, три, четыре, пять. Перевод К. Федоровой
    Переправа. Перевод К. Лукьянова
    Исчезновение часовых дел мастера. Перевод Ю. Сидорина
    Неверующий фараон. Перевод А. Орлова
    Вьюнок и буря. Перевод А. Орлова

    Фрагменты из романа:

          А я вот недавно слыхал о такой пытке, о которой тут еще не знают. Из одного фашистского концлагеря бежал человек, у которого кисти рук приживили к бедрам, но на словах получается неуклюже, пожалуй, я лучше нарисую.— Он потянулся к внутреннему карману, но рука его бессильно упала, и он сказал с нервным смешком: — Как правило, руки лежат на бедрах, а тот человек был обречен всю жизнь оставаться в одной и той же позе, какую обычно принимает футболист в ожидании мяча. Каким-то чудом ему удалось бежать, и он добрался до Швейцарии; там врачи пришли в отчаяние, не зная, как отделить руки от бедер; операция, которую над ним проделали фашисты, была в полном смысле слова блестящая, так по крайней мере объяснил швейцарский хирург. Английское радио использовало это сообщение в пропагандистских целях.

    * * *

          Пастор, назначенный в их приход всего полгода назад, молодой человек, сидевший в тюрьме, был окружен ореолом как пострадавший за правое дело. Как-то вечером — он служил тогда в другом приходе,— когда пастор собирался сунуть ключ в замочную скважину входной двери, он увидел неподалеку от своего дома немецкого солдата с девицей; последняя, как потом выразился в деревенской пивной один остряк, «держала штык в своей руке». Каким образом священник разглядел в темноте обмен приветствиями, который совершался не по военному уставу, осталось неясным, но достоверно то, что он справедливо вознегодовал и обозвал солдата свиньей. Девица была заодно с солдатом, и пастора ночью вытащили из постели и уволокли на допрос, а потом дали месяц тюрьмы «за оскорбление германского вермахта».

    * * *

          То был год, когда крестьяне начали укрывать нелегальных менее охотно: нелегальных появилось слишком много, дело это становилось все опаснее, и крестьяне норовили держаться от него подальше. Однако священники осуждали такое малодушие, да и патриотизм тоже играл некоторую роль, и в результате крестьяне хоть и ворчали; но продолжали прятать людей; однако они не любили, чтобы им напоминали об их подопечных.

    * * *

          …потом ему вспомнились приключения Ван Дале на Гребберберге, где его взял в плен отряд молодых эсэсовцев. То, что они с ним проделали, никогда в прежние времена не делали с военнопленными: приказали ему снять шинель и какое-то время плашмя лежать на земле, а потом встать и идти пешком до Вагенингейна с поднятыми вверх руками. Стоило ему опустить руки вниз — он ведь был ранен, хоть и легко, измучен, страдал от жажды,— как они начинали орать: «Выше руки!» — и подталкивали его в спину ружейными прикладами. Наконец он решил, что с него хватит, и пристально посмотрел одному из сопляков прямо в глаза, и тогда они прекратили свои издевательства. Схюлтс был убежден, что именно эти переживания и побудили Ван Дале стать участником Сопротивления.

    * * *

          В студенческой корпорации его единодушно считали «многообещающим малым», но из этой корпорации он сам вышел еще до того, как вступил в НСД; он пришел к председателю корпорации и заявил, что работать у них ему скучно и что он из корпорации выходит; его заявление вызвало страшный переполох, и были приняты меры, чтобы оживить работу. Вима ввели в правление корпорации и назначили редактором газеты «Метла и совок». Тогда-то Схюлтс и встретил его однажды на улице запыхавшимся от быстрой ходьбы, с развевающимися по ветру длинными космами волос. Райкенс произвел на него впечатление тем, что на вопрос, куда он идет, ответил: «В государственный музей, в отдел обнаженных женщин»,— и вслед за тем произнес целую речь о мастурбации — типичном продукте демолиберального общества, хотя лично его этому выучила обезьяна из зоосада «Артис». После этого между ними завязалась серьезная беседа, и, несмотря на то, что Райкенс держался с ним покровительственно, Схюлтс пообещал ему статью в его газету.

    * * *

          С ним едва не произошло то, что случилось с некоторыми из его товарищей. Так, в находившихся во Франции немецких летных частях вспыхнула чуть ли не эпидемия самоубийств. Причиной их послужило отнюдь не профессиональное нервное заболевание, как, скажем, у пилотов пикирующих бомбардировщиков (после двух-трех полетов они нуждались в санаторном отдыхе), а допущенная ими роковая ошибка: летчики рассказывали друг другу о том, как им было страшно — не во время воздушного боя, а до него или, что еще хуже, после; в результате служебные револьверы щелкали так часто и без промаха, словно у них был один общий курок. И шли на это самые храбрые, самые отчаянные летчики, от которых никак нельзя было ожидать подобных поступков. Только когда командование пригрозило, что к оставшимся на родине членам семьи самоубийцы будут применяться репрессии, эпидемия прекратилась.

    * * *

          Уден дополнил свой календарь с помощью булавки, которую он прятал в щели откидного столика, а потом попытался установить сигнальную связь с соседями, но они, видно, любили поспать и не отвечали. Они ужасные трусы, объяснил Уден; если им кажется, что вахмистр поблизости, то они дрожат от страха. Однако это утверждение сразу же было опровергнуто тем, что откидной столик пришел в движение. Видимо, столы в обеих камерах прикреплялись к одной и той же доске в стене. Неплохо придумано, но стол в камере соседей раскачивали с такой силой, что в камере Схюлтса и Удена кусками отваливалась штукатурка; Уден сказал, что они часто так поступают, но почему, он не знает, а когда спрашивает, то не получает ответа. Странная привычка для людей, которые так дрожат перед вахмистрами; причину следовало искать скорее всего в тюремном психозе.

    Страничка создана 23 ноября 2006.

Rambler's Top100
Дизайн и разработка © Титиевский Виталий, 2005.
MSIECP 800x600, 1024x768