Новинки
 
Ближайшие планы
 
Архив
 
Книжная полка
Русская проза
Зарубежная проза
ГУЛаг и диссиденты
КГБ
Публицистика
Серебряный век
Воспоминания
Биографии и ЖЗЛ
Литературоведение
Люди искусства
Поэзия
Сатира и юмор
Драматургия
Подарочные издания
Для детей
XIX век
Новые имена
Журнал "Время и мы"
 
Статьи
По литературе
ГУЛаг
Эхо войны
Гражданская война
КГБ, ФСБ, Разведка
Разное
 
Периодика
 
Другая литература
 
 
Полезные проекты
 
Наши коллеги
 
О нас
 
 
Рассылка новостей
 
Обратная связь
 
Гостевая книга
 
Форум
 
 
Полезные программы
 
Вопросы и ответы

Поиск в нашей Библиотеке и на сервере imwerden.de

Сделать стартовой
Добавить в избранное


 

РУССКИЕ МЕМУАРЫ
ИЗБРАННЫЕ СТРАНИЦЫ
1800–1825 гг.

      Насыщенность первой четверти XIX столетия событиями крупного исторического масштаба отчасти обусловила характер мемуаров, посвященных этой эпохе. Читатель, без сомнения, обратит внимание на «событийность» записок, помещенных в этой книге. Катаклизмы эпохи – убийство Павла I, Отечественная война 1812 г. и восстание декабристов – заслоняют личность мемуаристов. Но и сами они отчетливо сознают свою «малость» в соотношении с этими событиями. Почти каждым из них собственная биография осмыслена как биография поколения, частная судьба – как судьба общая.
      Даже рассказывая о себе, мемуаристы сознательно не создают «биографии души». Как и у мемуаристов XVIII в., их записки носят по преимуществу хроникальный характер. Более других приближаются к изображению внутренней жизни Н. Н. Муравьев и Е. Ф. фон-Брадке. В этом отношении записки Муравьева уже «почти литература». Он не скрывает от читателя влияния на формирование его личности прочитанного в юности Руссо (об этом влиянии пишут и многие другие мемуаристы), хотя попытки самоанализа у Муравьева еще очень робки, незначительны в литературном отношении. Например, говоря о своем чувстве к Н. Н. Мордвиновой, он не исследует психологию этого чувства, которое поэтому и остается не более чем фактом его собственной биографии.
      (Из предисловия)


    "Русские мемуары: Избранные страницы. 1800–1825 гг." — прислал Давид Титиевский

          Аннотация издательства:
          Русские мемуары. Избранные страницы. 1800–1825 гг. / Сост., вступ. ст. и прим. И. Подольской; Биогр. очерки В. Кунина и И. Подольской – М.: Правда, 1989.– 624 с.
          Первая четверть XIX столетия – один из самых значительных и замечательных периодов русской истории. Образ эпохи, ее атмосфера, исторический и нравственный облик, люди, оставившие яркий след на страницах истории того времени,– со всем этим познакомит читателя сборник «Русские мемуары». В книгу вошли фрагменты из записных книжек П. А. Вяземского, записки декабристов А. В. Поджио, И. Д. Якушкина, Н. Р. Цебрикова, ряд других интересных материалов.

    Содержание:

    ЗАМЕТКИ О РУССКИХ МЕМУАРАХ 1800–1825 ГОДОВ

    ЛЕОНТИЙ ЛЕОНТЬЕВИЧ БЕННИГСЕН (10.11.1745 – 2.V.1826)
    Записки

    НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ САБЛУКОВ (1.1.1776 – 20.IV.1848)
    Записки

    НИКОЛАЙ НИКОЛАЕВИЧ МУРАВЬЕВ (14.VII.1794 – 18.X.1866)
    Записки

    ФЕДОР ИВАНОВИЧ КОРБЕЛЕЦКИЙ (1775 или 1776 – 21.Х.1837)
    Французы в Москве

    ЕВГРАФ ФЕДОТОВИЧ КОМАРОВСКИЙ (18.XI.1769 – 18.X.1843)
    Записки

    ЕГОР ФЕДОРОВИЧ ФОН БРАДКЕ (16.V.1796 – 3.1V.1861)
    Автобиографические записки

    ИППОЛИТ НИКОЛА ЖЮСТ ОЖЕ (25.V.1796 или 1797 – 5.1.1881)
    Из записок

    НИКОЛАЙ ИВАНОВИЧ ТУРГЕНЕВ (1789–1871)
    Россия и русские

    СОФЬЯ ВАСИЛЬЕВНА СКАЛОН (1797–1887)
    Воспоминания

    АЛЕКСАНДР ВИКТОРОВИЧ ПОДЖИО (1798–1873)
    Записки

    ИВАН ДМИТРИЕВИЧ ЯКУШКИН (1793–1837)
    Четырнадцатое декабря

    НИКОЛАЙ РОМАНОВИЧ ЦЕБРИКОВ (1800–1862)
    Воспоминания о Кронверкской куртине (Из записок декабриста)

    ФИЛИПП ФИЛИППОВИЧ ВИГЕЛЬ (1786–1856)
    Записки

    ПЕТР АНДРЕЕВИЧ ВЯЗЕМСКИЙ (1792–1878)
    Записные книжки
    Московское семейство старого быта
    Воспоминания о 1812 годе

    Примечания
    Указатель имен
    Иллюстрации

          Фрагменты из сборника:

          "Николай Николаевич Муравьев был профессиональным военным и непрофессиональным литератором. Как полководец, он стяжал славу при взятии Карса (1855 г.), после чего стал именоваться Муравьевым-Карским.
          Даже расточительная на милости Екатерина II давала такие прибавления к фамилиям полководцев не так уж часто: за великие дела этой награды были удостоены лучшие из них. Суворов стал называться Рымникским, Г. А. Потемкин — Таврическим, А. Г. Орлов — Чесменским, П. А. Румянцев — Задунайским. Это было не только самой высокой наградой императрицы, не только означало высшую степень одобрения и поощрения заслуг в Российской империи, но возводило полководцев в ранг народных героев и навсегда связывало их имена с деяниями, совершенными ими во имя Отечества. В XIX столетии такие прибавления к фамилиям стали более редкими. Лишь великий Кутузов получил титул князя Смоленского да лукавые царедворцы Дибич и Паскевич были пожалованы титулами: первый — Забалканского, второй — Эриванского."

    * * *

          "Весною 1812 г. три брата Муравьевы, Александр, Николай и Михаил, которому не было еще шестнадцати лет, отправились в армию. Прошло много лет, прежде чем твердый, решительный, свободомыслящий и готовый жертвовать собою для блага России Михаил Муравьев превратился в жестокого крепостника, стал одним из самых бездушных столпов империи и, проведя резкую черту между собою и всеми братьями, произнес печально известную фразу: «Я не из тех Муравьевых, которых вешают, а из тех, которые вешают». В этой фразе — приговор истории Михаилу Муравьеву: после кровавого подавления Польского восстания 1863 г. он так и был прозван — «вешателем»."

    * * *

          "Кутузов был человек умный, но хитрый; говорили также, что он не принадлежал к числу искуснейших полководцев, но что он умел окружить себя людьми достойными и следовал их советам. Сам я не могу об нем судить, но пишу о способностях его понаслышке от тех, которые его знали. Говорили, что он был упрямого нрава, неприятного и даже грубого; впрочем, что он умел в случае надобности обласкать, вселить к себе доверие и привязанность. Солдаты его действительно любили, ибо он умел обходиться с ними. Кутузов был малого роста, толст, некрасив собою и крив на один глаз. Он лишился глаза в турецкую войну, кажется на приступе Измаила, от пули, ударившей его в один висок и вылетевшей в другой (едва ли не единственный случай, в котором раненый остался живым), но он только окривел на один глаз. Кутузов не щеголял одеждою: обыкновенно носил он коротенький сюртук, имея шарф и шпагу через плечо сверх сюртука. От него переняли в армии форму носить шарф через плечо, обычай, продолжавшийся до обратного вступления нашего в Вильну, где государь, по приезде своем в армию, приказал соблюдать установленную форму."

    * * *

          "Самыми аккуратными должниками, всего точнее выполнявшими свои обязательства, были крестьяне, которым император выдал ссуд на четыре или пять миллионов рублей для выкупа от крепостной зависимости."

    * * *

          "Павел Первый обратил внимание на несчастный быт крестьян и определением трехдневного труда в неделю оградил раба от своевольного произвола; но он первый заставил вельмож и вельможниц, при встрече с ним, выходить из карет и посреди грязи ему преклоняться на коленях, и Павлу не быть! Пьяная, буйная толпа заговорщиков врывается к нему и отвратительно, без малейшей гражданской цели, его таскает, душит, бьет... и убивает! Совершив одно преступление, они довершили его другим, еще ужаснейшим. Они застращали, увлекли самого сына, и этот несчастный, купив такой кровью венец, во все время своего царствования будет им томиться, гнушаться и невольно подготовлять исход, несчастный для себя, для нас, для Николая!"

    Страничка создана 1 февраля 2010.

Rambler's Top100
Дизайн и разработка © Титиевский Виталий, 2005.
MSIECP 800x600, 1024x768